Нес маленький мальчик круглый шарик,
Желтушные дети газету рвали,
Помятый дядя несмело нашаривал
Бутылку портвейна в брюк заднем кармане.

Паршивые крысы обильно потели,
Менты с бадуна икали от жажды,
Чесали места на пружинистом теле,
Прыщи где вскочили внезапно однажды.

Аптекой и универсамом между,
На площади, грязной, дрянной и поганой,
В дверях магазина верхней одежды
Сторож прикладом гонял тараканов.

Блевали за хлебом стоящие тети,
За водкой стоящие дяди блевали.
"Зачем вы, дяди, так много пьете ?
Зачем столько тетям вы наливали ?" -

Думал я, продолжая пялиться
В проема глазницы овальный круг,
Закрыв правый глаз указательным пальцем
И левым глазом глядя вокруг.

Но вот сработал мой трезвый разум -
( У разума трезвые мы в плену )
Закрыл я левый, и правым глазом
На то же самое я взглянул.

Картина явилась крайне заманчивая -
Мимо меня, пыхтя и потея,
Маленький шарик нес круглого мальчика,
Газета рвала желтушных детей.

Бутылка портвейна нашарила дядю,
Чувствует дядя - настали кранты.
А из-под фуражек мстительно глядя,
На теле прыщей вскочили менты...

Сторож Михей ошарашен и скошен
В плену тараканов, пни его, пни,
Пружиня, как "Adidas torsion",
В такт движенью своей ступни.

О дядях и тетях, стоящих в очереди,
Я из деликатности умолчу.
Зрению предоставляя почести,
Хожу по Москве и мозгами кручу.

Но мысли мозги полоснули бритвами,
Глаза научился теперь я держать
Так сказать, несколько полузакрытыми,
Но полуоткрытыми, так сказать.